Концертная звонница Константина Сараджева

«И все-таки звон ворвался неожиданно, взорвав тишину…
Словно небо рухнуло! Грозовой удар! Гул - и второй удар!
Мерно, один за другим рушится музыкальный гром, и гул идет от него…
И вдруг заголосило, залилось птичьим щебетом, заливчатым пением
Неведомых больших птиц, праздником колокольного ликования!
Перекликание звуков светлых, сияющих на фоне гуда и гула. Перемежающиеся мелодии, спорящие, уступающие голоса…
Оглушительно неожиданные сочетания, немыслимые в руках одного человека! Колокольный оркестр!
Это было половодье, хлынувшее, ломающее лед, потоками заливающее окрестность…»

А.Цветаева. "Мастер волшебного звона".

Константин Сараджев

Константин Константинович Сараджев родился в 1900 году в Москве. Отец его, – Константин Соломонович Сараджев, - профессор Московской консерватории по классу дирижерства. Мать, – Наталья Ниловна Сараджева – пианистка, ученица С.С.Рахманинова. В семье Константина называли Котиком. С раннего детства Котика очаровывало звучание колоколов, а с 15 лет он освоил трезвон. Сараджев обладал уникальным слухом, так называемой гиперестезией слуха. В одной октаве Сараджев слышал тысяча семьсот один звук, 243 звучания в каждой ноте (центральная и в обе стороны от нее по 121 бемолю и 121 диезу).

Все люди и предметы окружающего мира для него имели свою акустику. Каждый оттенок цвета соответствовал определенной ноте. Но только звучание русского колокола он считал наилучшим воплощением существа, природы звука. Впрочем, и для фортепиано, которое он называл не иначе как «темперированой дурой», им было написано немало «гармонизаций» - музыкальных этюдов, передающих характерные тембровые окраски колоколов. Свои звоны Сараджев обычно исполнял на колокольне храма Марона Пустынника, близ Большой Якиманки. По его мнению там был собран один из самых гармоничных в Москве ансамблей колоколов. Он записал «Индивидуальности», своеобразные обертоновые портреты всех благовестников Москвы и ее окрестностей, этот труд сохранился до наших дней. Сараджев также сформулировал свои идеи о гармонии и природе звука в виде теории «Музыка - Колокол». Некоторые положения ее сопоставимы с учением философов-пифагорейцев.

Апогей творчества Константина Константиновича пришелся на 20-30-е годы ХХ века. К несчастью именно этот период явился временем повального уничтожения церквей и колокольных ансамблей. Сараджев страдал, понимая невосполнимость колокольных потерь. Он начинает деятельность по развитию колокольного искусства на светских началах, пытается сделать свою теорию о колокольном звучании популярной: читает публичные лекции, излагает свои воззрения письменно, часто исполняет колокольные концерты. Его игра на колоколах собирает много ценителей из культурной среды, заставляет прислушаться к необычным идеям о природе звука. Заручившись поддержкой музыкантов и деятелей искусства, Сараджев неоднократно обращается в Нарком Просвещения (Министерство Культуры СССР) с просьбой сохранить для создания концертной звонницы лучшие по красоте звучания московские колокола. Колокола, которые в то время подлежали снятию и уничтожению.

Идея постройки Московской художественно-музыкальной показательной концертной колокольни возникла у Сараджева очевидно в начале или середине 1920-х годов, когда звуковой фон колокольной Москвы начал редеть. Кроме того, одним из мотивов создания звонницы отдельно от церкви явились уставные ограничения по времени, и характеру исполнения звона, которые подразумевает традиционная богослужебная практика. «Я поднимал вопрос, -говорил сам Котик, - о том, чтобы отделить колокольню от церкви и сделать ее концертной, то есть приспособить для исполнения музыкального звона. Я смотрю на это совмещение колокола с церковью как на свое самое больное место; об этом немало было разговора во многих из тридцати пяти церквей, где я звоню. Было ясно, что мой звон - это музыка, а для церкви нужен звон лишь церковно-звонарский!». (А.Цветаева. Мастер волшебного звона. Москва. Музыка. 1988, переиздание, стр.39)

Вероятно, на начальном этапе Сараджев прорабатывал вариант ансамбля на основе мароновского подбора. Ему даже удалось добавить к нему несколько небольших колоколов.

Первый проект звонницы

Однако, схемы проекта концертной звонницы, составленные им приблизительно в это же время, указывают на значительно расширенный набор из 26 колоколов, в котором 3 благовестника, 16 подзвонных и две трели из 3 и 4 колоколов (всего 7 зазвонных). Приняв во внимание основные тона колоколов первого проекта звонницы, можно сделать вывод, что уже здесь Константин Константинович планировал использовать целый ряд колоколов из какого-то иного набора. Набора, включавшего в себя крупные благовестники. Им стал ансамбль колоколов Московского Данилова монастыря, который Сараджев называл «выдающимся». Позднее Котик прямо указывал на этот ансамбль в переписке о создании концертно-показательной колокольни (см. А.Цветаева. Мастер Волшебного звона, стр. 64). А в 1928 году Даниловские колокола были выбраны им для выкупа и отправки в США.

Дело в том, что в 1927-1928 годы начались переговоры американского специалиста по русской культуре Томаса Виттемора с компанией «Антиквариат» при Наркомпросе о возможности покупки и вывоза из России целого колокольного ансамбля. Сараджев был рекомендован ему музыкантами как лучший звонарь Москвы и Котику были предложены американцем выбор ансамбля, установка его в США и исполнение концертов на новой колокольне. Константин занялся составлением подбора своей мечты. Концертная звонница должна была огласиться пением лучших московских колоколов за океаном!

Даниловский «звон» на тот момент состоял из 18 колоколов. Четыре благовестника имели вес 12, 6, 2,3 и 2 тонны. Подзвонные, числом 10, охватывали веса от 600 кг до 30 кг. Сараджева интересовали в наборе только 17 колоколов, двухтонный «Будничный» колокол он считал чуждым гармонии ансамбля. Он отправляет в контору «Антиквариат» список лучших московских колоколов, которые просит сохранить для него (оригинал находится в музее Данилова монастыря ). Перечень охватывает 98 колоколов с 20 колоколен Москвы. Но из них 17 Сараджев выделяет для срочной выдачи ему. Речь шла о дополнении Даниловского набора колоколами среднего и малого веса с других церквей. К 1929 году он составляет итоговую схему создаваемой концертной звонницы (оригинал документа находится в музее Данилова монастыря). На ней было обозначено уже 34 колокола: 3 благовестника, 22 подзвонных и 9 зазвонных. Для такого большого ансамбля Котик готовил к исполнению 132 композиции.

Колокол подточенный Сараджевым

Осенью 1930 года купленные колокола и Константин Сараджев отправляются в Америку, в Гарвардский университет, туда, где уже достраивают новую башню для русского «звона». К большому разочарованию Котика дополнительные 17 колоколов не были выкуплены и в США прибыли только 18 даниловских колоколов, из которых уже в Гарварде, по настоянию Сараджева, все же был исключен «Будничный» благовестник. Один из малых колоколов Константин Константинович принялся собственноручно настраивать, скалывая его края зубилом. Речь идет о даниловском колоколе весом около 30 кг. Еще задолго до покупки колоколов Сараджев выделил 16 колоколов даниловского набора как лучшие и описал их строй. Но впоследствии он все же включил самый маленький подзвончик в набор семнадцатым номером. Как сейчас очевидно, он составляет очень тесный интервал с предыдущим – менее половины тона. Можно сделать вывод, что Котик планировал исправить звук колокольчика подточкой – что он и принялся исполнять в Гарварде. Однако, Константин не смог закончить настройку: по ряду причин ему пришлось преждевременно покинуть Америку. Туда он уже больше не вернулся. В России же его ждало новое разочарование: трезвон был запрещен, церкви, на которых он звонил и с которых просил колокола, были закрыты или, во всяком случае, лишены прекрасных голосов - кампания по изъятию и переплавке колоколов неумолимо набирала ход. О создании какой-либо новой звонницы уже не могло быть и речи.

Пульт К.Сараджева в Гарварде

В Гарварде в 1931 году весь набор был развешен по схеме Сараджева, причем не только расположение колоколов и принцип управления ими, но даже форма панели клавиатурного столбика сохранили его авторство. Таким образом, проектные схемы, рукописи Константина Сараджева, устройство звонницы в башне Лоуэлл Хаус Гарвардского университета и ансамбль Даниловских колоколов представляют собой всю доступную на сегодня совокупность источников для изучения проекта концертной художественной звонницы гениального звонаря. Ими мы и воспользуемся.

Что же представляет собой схема расположения колокольного ансамбля Сараджева? Каковы его требования к созвучию колоколов и настройке управления? Если говорить о самой звоннице, то это достаточно традиционный порядок развески колоколов. Центральный объем занимали благовестники. Все подзвонные и зазвонные колокола располагались в арках здания. «Большой» колокол управлялся отдельным звонарем, путем раскачки языка и ударами в оба края (12 тонн). Два педальных колокола подбирались по уменьшению веса от «Большого» приблизительно в два раза. Они управлялись с помоста основного звонаря правой ногой.

План звонницы в Гарварде

Все подзвонные колокола сложной паутиной оттяжек приводились к панели на клавиатурный столбик. Управление клавишами шло левой рукой. Правая рука работала зазвонными колокольчиками. Система цепных оттяжек приводила к столбику тяги от подзвонных колоколов так, что они градуировались по высоте тона от больших к меньшим - слева направо. Здесь надо отметить, что система цепных и веревочных связей, ведущих от колокольных языков к пульту звонаря, у Сараджева представляет собой совершенный классический пример. Не всякий специалист способен создать настолько эстетически и эргономически выверенный инструмент. Это сложное, искусное кружево. Несмотря на обилие колоколов, углы оттяжек были подобраны так, чтобы усилие при нажатии на цепь-клавишу было оптимальным. Траектория движения языка была такой, что он не соскальзывал, не гулял при ударах. Угол между цепочками-клавишами всегда выдерживался одинаковым. Интересно, что в процессе установки колоколов Сараджев настаивал на применении именно цепей, а не тросов. Сами цепи клавиш обшивались сукном.

Интерьер звонницы в Гарварде

Зазвонных судя по схемам Сараджева, могло быть от 4 до 9. При наличии большого количества мелких колоколов Котик делал две трели. Одну с более крупными колоколами, а другую с более мелкими. Для управления зазвонными колоколами он предлагал использовать Н-образную деревянную рукоятку.

Более сложным представляется описание взглядов Сараджева на музыкальный состав «звона». Ансамбль должен подбираться под большие колокола. Сперва выбирают основу – «Большой» колокол. К нему в созвучие добавляют два благовестника, которые управляются от педали. Задача педальных колоколов в процессе звона - обогащение тембра «Большого» колокола. В каждом крупном по размеру колоколе Константин Константинович ценил богатство его тембра – «Индивидуальность». Он наслаждался картиной тембровой гармонии того или иного благовестника. Сравнивал голоса колоколов с различными звуковыми явлениями, как гром или рычание. Пытался воспроизводить характерные впечатления этих звуковых картин на различных инструментах в виде «гармонизаций». В звонах он использовал сочетание таких индивидуальностей больших колоколов с различной громкостью. Тогда обертоновая картина каждого благовестника в аккорде озвучивалась с большей или меньшей полнотой, рождая новые звуковые образы, либо создавая различные акустические оттенки, краски в звоне. Как вспоминали его слушатели, «Сараджев мог один и тот же колокол заставить звучать совершенно по-разному» (А.Цветаева. Мастер волшебного звона. Москва. Музыка. 1988, переиздание, стр.61). Судя по всему, искусство раскрытия колокольных тембров в различной, часто контрастной, ритмике и составляло звонарский талант Сараджева. «Находясь в самой середине колоколов в центре всего звона, я чисто интуитивно распоряжался «индивидуальностью» каждого колокола, – писал сам Котик, - не могу я никак выразить словами, какое наслаждение при этом я испытывал! Я не говорю о красоте многочисленных ритмических фигур, узоров, которые я сам же, создавая, выполнял, и которые бесконечно увеличивали мой музыкальный восторг » (А.Цветаева, стр.25-26).

Средние или подзвонные колокола по звуку подбираются к «Большому» и педальным. Их ряд может быть весьма широким, точное число зависит от количества обертонов больших колоколов. Минимальное их количество - пять. Не очень понятно звучит пояснение о высотно-тоновом составе звукоряда с наименьшим количеством подзвонных колоколов: «В них должен быть центр (третий колокол), по бокам - два исхода от него: бемольный (второй колокол) и диезный (четвертый колокол). И затем отражение центра в бемоле (первый) и отражение центра в диезе (пятый колокол)» (А.Цветаева, стр.38). По крайней мере, это означает, что Константин Константинович не избегал диссонансных интервалов (малая секунда), подбирая подзвонные колокола. Собственно, для него и не существовало диссонансов, как он сам признавался. Говоря о составлении ансамбля по нотам, следует отметить, что Сараджев отрицал подбор только по темперированным тонам. Он всегда подчеркивал, что не нуждается в нотной системе при подборе «звона», руководствуется только структурой звука педальных колоколов и подбираемых к ним средних.

Внимательный анализ архивных документов позволил воссоздать звукоряд подзвонных проектируемого ансамбля. 22 колокола клавиатуры охватывают две октавы: малую и первую: это последовательность малых и больших секунд, есть две примы и одна малая терция. Экстравагантно выглядели в ней ноты типа «фа бемоль». Впрочем, если учесть 121 бемоль Котика для каждого тона, все становится на свои места. Начинается список с ре бемоль малой октавы, а заканчивается до диез второй октавы. Такой широкий ряд подзвонных должен был давать богатейшие музыкальные созвучия. Весьма любопытен полученный строй: он не хроматический и не диатонический. В равномерно темперированном строе интервалы делятся на 12 полутонов в одной октаве. В двухоктавном звукоряде подзвонных колоколов концертной звонницы хроматическая последовательность в трех местах, равномерно, - в начале, середине и конце, - нарушается целыми тонами. В двух местах заметны октавные повторы нот. Здесь явно вырисовывается какая-то новая структура. Если проиграть всю секвенцию средних колоколов, то совершенно отчетливо слышится оригинальный лад, созданный Сараджевым. Кроме того, сопоставление звукоряда подзвонных с описанием Котика индивидуальностей трех даниловских благовестников обнаруживает, что все колокола клавиатуры имели основные тона, повторяющие добавочные тона, которые звонарь слышал в звучании трех благовестников ансамбля. Таким образом можно заключить, что Сараджев планировал в процессе игры на подзвонных высветлять, заострять звучание тех или иных обертонов аккорда больших колоколов. Можно только догадываться какую величественную симфонию являл бы собой звон всего предполагаемого ансамбля! Несомненно, Константин Константинович обладал незаурядным музыкальном талантом.
Колокола трели подбираются сообразно с клавиатурой. При наличии 7 и более зазвончиков Сараджев делал две трели: крупную (3 или 4 колокольца) и малую (4 или 5 колокольчиков). Очевидно музыкальные требования к трели были маловажными, так как Сараджев не акцентировал внимание на звуко–высотных характеристиках зазвонных колоколов. Скорее всего он рассматривал трель только как инструмент для ритмической декорации звона. Хотя, на одной из схем он описывает две трели: большая из трех колоколов до - до диез - ми (вторая октава), и меньшая из четырех колоколов, с мароновской колокольни, ре диез - фа диез - соль диез - си (второй октавы).

Оценивая полученную картину, попытаемся определить ключевые характеристики колокольного инструмента по Константину Сараджеву. С одной стороны – это развитый образец классической схемы, с другой – новая ступень, новая высота в русской звонарской традиции. Известно, что в конце Х1Х - начале ХХ века тенденции звонарского мастерства и колокольного производства простирались к спорному с точки зрения русских обычаев мелодическому звону. Литье и составление колокольных подборов велось по нотам темперированного строя, а исполнение звона на колоколах стало в ряде случаев превращаться в проигрывание мелодических композиций под аккомпанемент благовестников (Деятельность о.Аристарха Израилева, звоны в Даниловом монастыре в 1920-е годы). Это было явное упрощение, отход от русского темброво-ритмического звона к западным традициям карильонеров. Проект же Сараджева был создан на основе привычной системы развески и управления. Был адаптирован под художественный инструментарий обычного русского трезвона, с его правилами составления ритмических композиций. Парадоксально, но провозглашая новые, отличные от церковных принципы звона, Сараджев практически не отошел от традиционной формы исполнения (см. например нотную запись звона Котика на Мароновском наборе).

И вместе с тем, подход Константина Константиновича позволял выйти на совершенно новый уровень понимания колокольного звука и творчества. На тот высокий уровень, который был изначально заложен нашими предками – мастерами-литейщиками, стоявшими у истоков феномена под названием «Звучание русского колокола». Русский колокол, особенно большого размера, – это всегда картина. Картина уникальная, потрясающая по своей красоте и глубине. Надо только научиться ее понимать, рассматривать. И правильно представить, преподнести слушателю. Сараджев умел не только интересно раскрыть звуковую картину колокола, но, искусно сочетая «индивидуальности» колоколов ансамбля, создать новый образ, новое выражение. Его уникальный слух позволял определить тончайшие призвуки больших, найти отклик на них в колоколах среднего и малого размера, привести в резонанс, оживить дремлющие краски. Он умел показать чарующую красоту иных гармоний, более тонких чем грубые темперированные консонансы. Гармоний, в которых вступали во взаимодействие едва слышимые, почти невыявляемые для обычного уха добавочные тона колоколов ансамбля. Таким образом, раскрывая во всей полноте тембровый потенциал русского колокола, Сараджев утверждал традиции русского звона, традиции создания на Руси уникальных колокольных голосов.

Современные церковные звонари, трезво отсеивая экзальтацию и вообще секулярное отношение к колокольному звону, могли бы многому поучиться у Константина Сараджева. Едва ли кто из нас обладает даром различать 1701 звук в гамме. Однако, имея обычный музыкальный слух и усердие, мы тоже способны научиться постижению голосов-образов старых русских колоколов, поиску и выявлению колокольных гармоний – в доступной нам мере. Скажем с уверенностью: подобный задел имеется у всякого опытного звонаря-художника.

Иеродиакон Роман (Огрызков), старший звонарь Данилова монастыря.
Опубликовано в журнале "Сибирская звонница" №5 за декабрь 2011 г.

Концертная звонница Константина Сараджева

Updated on 2023-02-11T16:41:50+03:00, by Помзамглавред.